И поделом: в разборе строгом,
На
тайный суд себя призвав,
Он обвинял себя во многом:
Во-первых, он уж был неправ,
Что над любовью робкой, нежной
Так подшутил вечор небрежно.
А во-вторых: пускай поэт
Дурачится; в осьмнадцать лет
Оно простительно. Евгений,
Всем сердцем юношу любя,
Был должен оказать себя
Не мячиком предрассуждений,
Не пылким мальчиком, бойцом,
Но мужем с честью и с умом.
Неточные совпадения
Меж ими всё рождало споры
И к размышлению влекло:
Племен минувших договоры,
Плоды наук, добро и зло,
И предрассудки вековые,
И гроба
тайны роковые,
Судьба и жизнь в свою чреду, —
Всё подвергалось их
суду.
Поэт в жару своих суждений
Читал, забывшись, между тем
Отрывки северных поэм,
И снисходительный Евгений,
Хоть их не много понимал,
Прилежно юноше внимал.
Но чем чаще они виделись, тем больше сближались нравственно, тем роль его становилась оживленнее: из наблюдателя он нечувствительно перешел в роль истолкователя явлений, ее руководителя. Он невидимо стал ее разумом и совестью, и явились новые права, новые
тайные узы, опутавшие всю жизнь Ольги, все, кроме одного заветного уголка, который она тщательно прятала от его наблюдения и
суда.
Главное, провозглашая о своей незаконнорожденности, что само собою уже клевета, ты тем самым разоблачал
тайну твоей матери и, из какой-то ложной гордости, тащил свою мать на
суд перед первою встречною грязью.
Весь ход тяжебных дел, которых у нее достаточно, она помнит так твердо, что даже поверенный ее сутяжных
тайн, Петр Дормидонтыч Могильцев, приказный из местного уездного
суда, ни разу не решался продать ее противной стороне, зная, что она чутьем угадает предательство.
К сожалению, хотя, быть может, и не без
тайного расчета, выбор ее пал на сумрачнейшую из крутогорских сплетниц, вдову умершего под
судом коллежского регистратора, Катерину Дементьевну Шилохвостову.
Казематы крепости были переполнены «ухапшенными», из коих 37, с Пашичем, Протичем и Николичем, были приговорены («преким»)
судом Милана к
тайной казни.
— Нет, это я вам скажу
тайну новых
судов, — приходил в исступление третий. — Если кто своровал или смошенничал, явно пойман и уличен — беги скорей домой, пока время, и убей свою мать. Мигом во всем оправдают, и дамы с эстрады будут махать батистовыми платочками; несомненная истина!
Теперь молиться время, Нина:
Ты умереть должна чрез несколько минут —
И
тайной для людей останется кончина
Твоя, и нас рассудит только божий
суд.
Такая любовь, такое чувство не уживется в стенах кабановского дома с притворством и обманом. Катерина хоть и решилась на
тайное свидание, но в первый же раз, в восторге любви, говорит Борису, уверяющему, что никто ничего не узнает: «Э, что меня жалеть, никто не виноват, — сама на то пошла. Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю… Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского
суда?»
Оказалось, что вместо статистического конгресса я чуть было не сделался членом опаснейшего
тайного общества, имевшего целию ниспровержение общественного порядка, и что только по особенной божьей милости я явился пред лицом
суда не в качестве главного обвиняемого, а лишь в качестве пособника и попустителя.
Но оный миргородский
суд, с свойственным ему лицеприятием,
тайное своей особы соглашение изъявил; без какового соглашения оная свинья никоим бы образом не могла быть допущенною к утащению бумаги: ибо миргородский поветовый
суд в прислуге весьма снабжен, для сего довольно уже назвать одного солдата, во всякое время в приемной пребывающего, который хотя имеет один кривой глаз и несколько поврежденную руку, но, чтобы выгнать свинью и ударить ее дубиною, имеет весьма соразмерные способности.
Помыслы в сердце человеческом — глубокая вода, но и их умел вычерпывать мудрый царь. В словах и голосе, в глазах, в движениях рук так же ясно читал он самые сокровенные
тайны душ, как буквы в открытой книге. И потому со всех концов Палестины приходило к нему великое множество людей, прося
суда, совета, помощи, разрешения спора, а также и за разгадкою непонятных предзнаменований и снов. И дивились люди глубине и тонкости ответов Соломоновых.
И в самом деле, женщине, видевшей его один только раз и готовой предстать на грозный
суд лучшего общества, и пожилому мужу, следующему на бал за хорошенькою женою, право, не до толпы любопытных зевак, мерзнущих у подъезда, но Красинский приписал гордости и умышленному небрежению вещь чрезвычайно простую и случайную, и с этой минуты
тайная неприязнь к княгине зародилась в его подозрительном сердце.
Ловкие «воротилы дела» могли путем
тайной интриги подвести под него такую каверзу, что начальство, считавшее его доселе одним из лучших и благонадежнейших офицеров, вдруг могло бы найти его весьма неблагонадежным, могло придраться к какому-нибудь случайному упущению по службе (а мало ли их!), чтобы отдать его под
суд, могло найти вредным его образ мыслей или какие-нибудь его поступки и исключить из службы.
И воскресение, и Страшный
суд распространяются на все человечество, как знавшее, так и не знавшее Христа в земной жизни (здесь
тайна проповеди во аде — ср. 1 Петр.
—
Тайны!
тайны! — вскипел вдруг Висленев. — Нет же, дружище, если вы хотите называть
тайнами всякие разбойничьи мерзости, так я сделаю все эти
тайны явными: я все это выведу наружу и подам просьбу в
суд!
Но одна, убирая письменный стол мужа, неохотно смотрела на портрет; раз только, задумавшись, с метелкою в руке, больше получаса вглядывалась в глаза и губы Елены Дмитриевны, словно изучала их или чего-то искала. Потом с легким вздохом принялась за уборку: одно Таисия знала твердо — что и на пытке, и на самом Страшном
суде не выдаст она
тайну о смерти матери.
Ночь с ее голубым небом, с ее зорким сторожем — месяцем, бросавшим свет утешительный, но не предательский, с ее туманами, разлившимися в озера широкие, в которые погружались и в которых исчезали целые колонны; усыпанные войском горы, выступавшие посреди этих волшебных вод, будто плывущие по ним транспортные, огромные
суда;
тайна, проводник — не робкий латыш, следующий под нагайкой татарина, — проводник смелый, вольный, окликающий по временам пустыню эту и очищающий дорогу возгласом: «С богом!» — все в этом ночном походе наполняло сердце русского воина удовольствием чудесности и жаром самонадеянности.
Она поняла из слов графа Орлова, что монастырь хранит эту
тайну, касавшуюся, вероятно, какой-нибудь новой выходки «Салтычихи», а для
суда и обвинения последней было уже достаточно данных и без новых розысков.
Этот покой дается лишь чистой, освященной церковью взаимной любовью, прямой и открытой, без трепета
тайны, без страха огласки и людского
суда — это тот покой, который так образно, так кратко и вместе так красноречиво выражен апостольскими правилами: «Жены, повинуйтесь мужьям своим», и «Мужья, любите своих жен, как собственное тело, так как никто не возненавидит свое тело, но питает и греет его».
Таковы были в то время наши
суды под гнетом административного влияния и под покровом глубокой
тайны.